Автор: Miss Negative
Название: Живу тобой
рейтинг: NC-17
Горнолыжный курорт, Швейцария.
«Как же здесь высоко. Зачем он только затащил меня сюда?… Сам же постоянно верещит, что боится высоты… Так нет, ему всё и всегда надо делать наперекор! Прежде всего, самому себе…»
…
«Сумасшедший… На этот спуск только профессионалы выходят… Всё выпендриваешься? Ну давай, только потом не ной насчёт ушибленной руки…»
…
«Нет, я не могу на тебя злиться… Просто не могу. Ты вызываешь у меня только одно чувство – любовь. И такие ощущения стоят тысячи твоих недостатков. Все они просто меркнут по сравнению со всеми твоими достоинствами и талантами…»
…
«Надеюсь, это опытный инструктор?... Как же я не люблю чувство бессилия, когда никак не могу повлиять на ситуацию… Всю свою жизнь я заботился о тебе, я словно твой поводырь. И сейчас перекладывать ответственность за тебя на плечи какого-то там инструктора, которого мы видим первый раз в нашей жизни… Чёрт, а ведь придётся…»
- О чём ты думаешь? - Твой весёлый и бодрый голос вытащил меня из пучины раздумий.
- Да так, ни о чём…, - незачем тебе знать всю эту дребедень.
- Ну, тогда пожелай мне удачи! Я поехал.
- Куда?! Вниз?!
- Нет, вверх! – ты снова улыбаешься…
Ради этой улыбки я готов на всё, хоть эти самые горы свернуть… Даже согласиться на эту глупую авантюру.
Инструктор на время отвлёкся и ты, воспользовавшись моментом, наклонился ко мне и сказал:
- Это для тебя!
Снова ощущать так близко твоё жаркое дыхание. Ты – тёплый человек… Во всех смыслах. Ты озаряешь собой любые тёмные моменты в жизни… Не только в моей, вообще в повседневной суете. Найти такого человека – большая удача… И, надо же, мне повезло с рождения! Ты мой самый близкий человек… Ты мой брат. И не только.
«Я люблю тебя» - успеваешь шепнуть мне на ухо. Я только по-дебильному улыбаюсь во все 32 зуба. Какой же ты простой! Вот так запросто можешь высказать всё, что хочешь, думаешь и чувствуешь! Я так не умею, к сожалению…
Подали знак, что можно ехать.
Ты отталкиваешься палками и начинаешь плавно катиться вниз, набирая всё большую скорость.
«И почему у меня такое плохое предчувствие?...»
Почему в больницах всегда так нестерпимо светло? Белый цвет просто режет глаза, а свет, проникающий в комнаты, словно хочет снова подчеркнуть все те несчастья, которые обрушились на этих людей…
Я судорожно прижимаю твои тоненькие пальчики к своим бледным губам. Какие же у тебя холодные руки!... И лицо… Лицо, безжизненное и безразличное, как у Снежной Королевы. Точнее, у короля…
За спиной скрипнула дверь. Не оборачиваюсь. Зачем?...
- Мистер Каулиц, доктор просил Вас зайти в свой кабинет.
- Нет…
- Это касается Вашего брата.
- Я понимаю, но вдруг он придёт в себя?...
- Мистер Каулиц…, - медбрат осторожно вошёл в палату. – Я, конечно, не такой квалифицированный специалист, но…
- Вот и не говорите ничего! – понимаю, веду себя по-хамски. Но не могу сейчас по-другому. Мягко кладу твою руку на одеяло и резко встаю на ноги.
- Оставайтесь при нём!
- Но у меня…
- Оставайтесь при нём!!!
Видимо, в моих глазах отразилось нечто такое, отчего парень просто кивнул и покорно сел на только что освободившийся после меня стул.
***
- Сломанная нога, располосованная рука, сильнейшее сотрясение мозга…
Не могу дышать. Словно мне кто-то перекрыл кислород.
- Последствия сотрясения могут быть самыми разными…
- Какими? – мой голос будто доносится из трубы.
- Ну… Возможно, некоторые отклонения… А возможно и амнезия… Частичная, либо полная.
Нет…
Темнота.
***
- Мистер Каулиц, вы в порядке?
- Д-да…
- Можете назвать своё имя?
- Могу! – Резко поднимаюсь и с вызовом смотрю прямо в глаза этому «Айболиту».
- Вы упали в обморок…
- Я понял! – встаю с кушетки, но, покачнувшись, падаю обратно.
- Не совершайте резких движений.
- Что вы там говорили про амнезию?!
- Я не говорю точно. Но мы ничего не исключаем…
Билл?... Неужели?...
Снова и снова прихожу к тебе. Сразу же, после того как просыпаюсь, выхожу, точнее – выбегаю, из постылого отеля и бегу в не менее постылую больницу…
Я хотел, я правда пытался перевезти тебя домой, в Магдебург…
Но мне запретили…
Сказали – мало ли что может произойти по дороге…
Ты уже три недели лежишь в коме. Ни малейшего признака того, что ты скоро очнёшься, или хотя бы выйдешь из критического состояния…
Каждый раз, заходя в твою палату, я вижу одну и ту же картину: почти бестелесное существо, раньше бывшее тобой, к рукам которого тянутся бесконечные приборы… Повязка на голове – ты получил сильный удар прямо по затылку… Ровное дыхание. Ты словно ничего не чувствуешь. Тебе безразлично то, что происходит вокруг…
Ты не реагируешь, когда я беру твою тонкую безжизненную ручку в свои ладони и не отпускаю на протяжении нескольких часов.
Врачи уже перестали одёргивать меня, видимо, решили не терять зря время на бесполезные уговоры. Всё равно я не уйду от тебя. Да, я готов сутками сидеть рядом! Лишь бы ловить каждое твоё движение, каждый медленный и мучительный вдох и не менее медленный и мучительный выдох. Как же я хочу помочь тебе! Хочу, но не могу…
Ты чувствуешь боль? Или нет? Ты вообще что-нибудь сейчас чувствуешь?...
Знаешь, я виню себя… Почему я не остановил тебя ещё до того, как ты вышел на этот чёртов спуск?! Почему?... Наверное, я не узнаю ответа… Я ведь чувствовал, я ведь знал, что что-то случится… Я старший, я обязан оберегать тебя… Но не смог… Просто не устоял в последний момент перед твоим горящим и умоляющим взглядом, ты ведь так хотел новых ощущений!
А вот мои ощущения сейчас просто-напросто стёрлись. Я словно делю с тобой эту участь – медленно перестаю существовать. Я уже не чувствую вкус жизни…
Мне уже безразлично, что я сейчас в одной из красивейших стран Мира.
Билл…
С тобой мне везде Рай.
Без тебя – сущий Ад.
Да, я страдаю, и ты, к счастью этого не видишь. Почему к счастью? Помнишь наш девиз – «Ты прыгнешь – я прыгну»? Ты всегда, с самого рождения чувствовал меня. Точно так же, как и я тебя. А я не хочу для тебя страданий, ты и так уже натерпелся…
Но, видимо, судьба благосклонна к своим детям… Сегодня в пять утра в моём номере раздался звонок, и взволнованный голос сбивчиво сообщил, что ты пришёл в сознание.
Я не бежал – летел! Летел к тебе, лишь бы увидеть эти родные карие глаза. Но…
Прямо на входе в твою палату мне в грудь упёрлась твёрдая рука. Главврач железным голосом сообщил, что сейчас не время, что тебе нужен покой, что… Что-то он говорил ещё, я точно не помню… Тогда я впервые послушался кого-либо и беспрекословно пошёл за ним в его кабинет. Ничего и никого не замечал вокруг. В голове билась только одна мысль: «Он вернулся». Да, вернулся…
Захожу в отвратительно белоснежный и стерильный кабинет. Сажусь на любезно предоставленный мягкий стул, всё ещё смотря мимо всего… Словно из-за стены до меня начинает долетать голос главврача. Переспрашиваю…
- Задав Вашему брату несколько вопросов, мы пришли к неутешающим выводам. К сожалению, как мы и предполагали, удар головой не прошёл бесследно…
- И что?! – перебиваю.
- Мистер Каулиц, прошу Вас, выслушайте меня внимательно, это крайне важно. Ваш брат не потерял основные человеческие навыки. Не волнуйтесь, он не будет ходить на четвереньках или мыть руки в цветочном горшке, что, к сожалению, случается нередко, - тяжёлый вздох. Что ж, сочувствую этим беднягам. – Проблема в том, что у Уильяма – кратковременная потеря памяти. Некоторые моменты своей жизни он, по собственному признанию, смутно помнит. Он говорил что-то про лошадь. У вас в жизни было что-то, связанное с этим животным?
- Да… В пять лет он упал с лошади в зоопарке…
- Ну вот, - этот, с позволения сказать, доктор выглядит жутко удовлетворённым моим ответом… Вот только меня это всё почему-то не радует. – Значит, не всё потеряно. Сейчас ему нужно обеспечить надлежащий уход. Вы желаете оставить его здесь или перевезти в Германию, на попечение наших немецких коллег?
- В Германию! – почти кричу. – Когда это будет возможно?
- Мистер Каулиц, потише, вы в больнице, - старается говорить как можно вежливее. – Это будет ясно через несколько дней, когда состояние вашего брата стабилизируется. И потом, ему нужно привыкнуть ко всему.
- Ко всему – это к чему? – чувствую непонятное напряжение.
- В первую очередь – к самому себе.
Я медленно иду по больничному коридору.
Уже ненавистный белый цвет режет глаза.
Ничего не вижу.
Не хочу ничего видеть.
Только тебя.
Только моего Билла!
Вот и уже знакомая дверь элит-палаты. Замираю в нерешительности. Не знаю, что меня там ждёт… Да и не хочу знать, хочу просто увидеть.
Только я протянул руку к дверной ручке, как неожиданно дверь открывается, наружу выходит тот молодой медбрат, который, по моей просьбе, всё это время следил за тобой денно и нощно. Чуть не столкнувшись со мной, он замирает, бросает на меня испуганный взгляд и начинает что-то бессвязно бормотать.
- Что? Не понял…
Он шумно сглатывает и, еле слышно пробормотав «Ничего», быстрым шагом удалился по коридору.
Странное поведение для санитара… В голове начинают зарождаться смутные мысли и догадки… Путанные мысли… За это время он наверняка хорошо меня изучил… И если сейчас он улетел отсюда, сломя голову, значит явно испугался моей реакции…
Реакции на что? На тебя?...
***
Уже минуты две стою и не могу пошевелиться. Никак не могу собрать всю волю в кулак и войти туда…
Делаю глубокий вдох, затем медленно выдыхаю. Спокойствие, только спокойствие.
Всё. Хватит. Пора.
Одним рывком распахиваю эту чёртову дверь. Вхожу в полуосвещённое помещение.
Делаю всего несколько шагов и замираю.
Комок прочно встаёт в горле.
На кровати, облокотившись на множество кипельно-белых подушек, сидишь ты и с явным аппетитом ешь эту противную, на мой взгляд, больничную еду…
Бледная кожа, впалые щёки, волосы, собранные в хвост, ставшие ещё более тонкими запястья, худенькие пальчики, которыми ты аккуратно, словно в первый раз, держишь вилку… Всё это такое незнакомое, но в то же время такое родное.
Ты поворачиваешь голову на звук. Я вздрагиваю. Твои глаза изменились. Пока не пойму, что именно, но что-то явно стало не таким как прежде.
Никак не могу подобрать нужных слов. Осторожно, словно боясь тебя спугнуть, делаю несколько неуверенных шагов, подхожу ещё ближе к больничной кровати, почти вплотную. Ты слегка наклоняешь голову, не отрывая от меня взгляда. «Конский хвост» медленно скатывается в сторону, чёрные с белым пряди зависают в воздухе.
Наконец говорю:
- Привет…
Ты только слегка улыбаешься уголком губ. И смотришь. Смотришь не отрываясь, очень внимательно. Словно… пытаешься вспомнить?... Неужели… неужели ты меня не помнишь, Билл?!
- Привет…, - твой голос звучит немного хрипло и неуверенно. – Мы знакомы?...
Сердце ухнуло куда-то вниз, долетело до пяток и не спешит возвращаться на место…
Шок.
У меня словно подкосились ноги, и я с размаху сел на кровать, прямо на твои гОлени. Ты слегка дёрнулся и с укором посмотрел на меня.
Без разницы.
Думай что хочешь…
Только вспомни…
Только вспомни меня!
Несколько минут я буравлю тебя глазами, пытаясь отыскать во взгляде хоть какой-то просвет.
Нет.
Ничего нет.
Я не вижу в них того, что видел раньше – ни любви, ни заботы, ни теплоты.
Ни отсветов воспоминаний.
Наконец ты слегка приоткрываешь рот, словно хочешь что-то сказать, но сразу же захлопываешь. Я вопросительно киваю в твою сторону и ты, получив добро, наконец шелестишь:
- Слушайте, я пролежал довольно долго, так что у меня с ногами не очень… мне больно, вы приземлились мне прямо…
Не дослушав, я вскакиваю с тебя и перемещаюсь на матрас.
- Спасибо. Так мы знакомы?
Собираю всю волю в кулак и наконец выдавливаю:
- Д-да…
- А… давно?
- Очень давно. Всю жизнь.
- Правда?
- Да. Мы братья.
На мгновение мне показалось, что у тебя загорелись глаза…
Ты поднял тонкую руку и почесал нос, нахмурив брови.
Помолчав немного и, видимо, что-то для себя там решив, продолжаешь задавать вопросы.
- Родные? А у нас большая разница в возрасте?
- Мы близнецы…
Ты округляешь глаза и внимательно окидываешь меня взглядом. Что-то бормочешь себе под нос на тему нашей «непохожести», берёшь с прикроватной тумбочки зеркало и начинаешь внимательно себя разглядывать, изредка кидая на меня, сидящего у тебя в ногах, мимолётные взгляды.
- Ну… У тебя более пухлые губы, а у меня скулы выражены резче… И нос более заострённый. Форма лица немного разная, а в общем и целом… Ну, похожи…
Я едва не поперхнулся от подобного вердикта.
- Мы похожи больше, чем ты думаешь.
Ты явно смутился и, опустив глаза вниз, начал нервно теребить одеяло.
- Извините… То есть – извини… Просто… знаешь, это тяжело…
Твой голос немного задрожал и ты начал с остервенением тереть глаза, лишь бы задержать эти предательские слёзы.
- Билл, не волнуйся, я не злюсь и… всё понимаю…
Как же тяжело мне даются сейчас слова, и мои и твои.
Мои словно выплывают из глубины души, проделывают долгий и мучительный путь наверх…
Твои – словно кто-то проводит ржавым ножом по сердцу… Мало того, что ранит… ещё и оставляет рыжие следы…
Неуверенно протягиваю руку и, помедлив немного, накрываю твою ладошку своей широкой тёплой ладонью.
Ты поднимаешь на меня уже немного красные глаза и слегка улыбаешься.
Как же я скучал вот по такой твоей улыбке… немного застенчивой, но такой яркой и тёплой одновременно.
- Слушай, я…, - ты на секунду замолкаешь, а потом спрашиваешь тихо и немного смущённо, - а как твоё имя?...
Изо всех сил стараюсь подавить рвущийся наружу отчаянный стон…
К счастью, мне это удаётся.
- Может, попытаешься вспомнить?...
- Нет.. не могу…
- Томас… Том.
- Томас… Красивое имя. Я запомню.
***
- Когда мы родились?
- 1 сентября… 1989 года…
- Как зовут нашу мать?
- С… Симона…
- Отлично. А отца?
- …
- Ну?
- Сейчас… Йорг?
- В точку.
Медленно, очень медленно… Как же долго тянутся минуты, когда ты чего-то ждёшь! Словно кто-то специально удлиняет тот канат, на конце которого находится наша конечная цель.
- В каком городе мы живём?
Ты только округляешь глаза. Несколько секунд смотришь на меня, затем морщишь нос. Начинаешь тереть пальцем висок. Я уже успел выучить всю твою новую мимику. Пытаешься вспомнить… Что ж, должен признать, что метод не очень удачный…
- Чёрт, Том, я не помню! – голос уже готов сорваться.
- Успокойся, всё нормально, - я ободрительно хлопаю тебя по плечу, - вспомнишь рано или поздно…
- Уж лучше рано…
- Уж лучше поздно, чем никогда…
Мы разом замолкаем. Ты смотришь куда-то выше моего плеча, на стену. Взгляд сосредоточенный, закушена нижняя губа. Ты щуришься, словно от яркого летнего солнца.
Невольно начинаю любоваться тобой. Немного выцветшие волосы, полное отсутствие макияжа. Ногти потеряли «товарный вид». Теперь это обычные мужские ладони.
Ты сидишь по-турецки на больничной кровати, облачённый в типовую пижаму непонятного светлого оттенка, то ли голубого, то ли серого. Заламываешь пальцы.
Мой взгляд скользит по твоей шее в вырезе рубашки…
- Магдебург!
Радостный вопль возвращает меня с небес на нашу грешную Землю…
- Магдебург! – глаза горят, по губам бродит радостная улыбка. – Я ведь прав?!
Ещё раз бросаю мимолётный взгляд на твою шею. Последний на сегодня. Так, чтобы ты не заметил.
Смотрю прямо в глаза. Глубоко вздохнув, тихо произношу:
- Да, Билл… Ты прав…
Ну не говорить же тебе, что Магдебург мы покинули уже несколько лет назад?...
***
Медленно бреду по чужим улицам. Они мне знакомы, но они чужие. Холодный ветер продувает до костей, несмотря на довольно-таки тёплую куртку.
Мне это без разницы… Холоднее мне уже всё равно не будет…
***
Снова этот холод… Одеяло упало ночью… Наверное, я сам его сбросил, когда метался по кровати, наблюдая во сне очередной кошмар. Не помню, что именно мне снилось, но это было что-то жуткое… Связанное с тобой.
Хватаю с пола ужасно холодное одеяло, накрываюсь им. Пытаюсь согреться, но безрезультатно.
Вдвоём не холодно. Видимо, поэтому я сейчас замерзаю…
Всё, я больше не усну. Бросаю взгляд на часы – 4:56.
Провожу рукой по правой половине кровати. Справа обычно спишь ты. И спал в первые дни нашего здесь пребывания. Просто я люблю класть голову тебе на грудь и слушать размеренное биение твоего сердца. Иногда мне кажется, что оно отстукивает какие-то слова. Но, видимо, язык сердца мне не понять…
Мой взгляд устремлён в почему-то пыльный угол…
До сих пор спрашиваю себя – за что мне это? За что НАМ это? Билл, ты не знаешь?...
Хм, глупо обращаться к тебе сейчас, я знаю. Но мысленно продолжаю это делать.
В голову забралась мысль – а может, это наказание?...
Помнишь, как мы дрожали в начале? Ах, да, не помнишь…
Мы очень боялись… Боялись, что наша любовь слишком заметна. Ведь её невозможно скрыть. Она во взглядах, в жестах, в поступках! Она в нас самих.
Предрассудки… Стереотипы… наши «враги номер один».
Наша любовь неправильна? Пусть так. Но это любовь. И каждый человек выбирает себе человека по сердцу. А в моём сердце ты. С самого рождения, с того самого момента, когда я впервые увидел тебя и понял, что на меня смотрит моя копия…
Неужели нас наказывают за эту любовь?!
Мысли путаются… Два часа сна – это не сон… Но раньше мне хватало… Мы могли не спать ночи напролёт, но это на нас не отражалось… Мы дарили друг другу силы подняться с кровати даже после бессонной ночи…
А сейчас мой источник всех жизненных сил находится так близко от меня, всего за несколько улиц отсюда… Но одновременно и так далеко…
***
- Думаю, мистер Каулиц, ваше состояние уже не вызывает никакого опасения и…
Вздрагиваю. Нет, это обращаются не ко мне…
- И мы считаем, что Ваш брат уже может перевезти Вас в Германию.
Ты поворачиваешь голову и смотришь на меня крайне заинтересованным взглядом.
Слабо улыбаюсь… Ну что мне сказать тебе?...
Врач выходит. Снова улыбаюсь и, бормотнув «Я сейчас», выскакиваю в коридор. Взгляд сразу вылавливает медленно удаляющуюся спину в белом халате.
Нагоняю твоего лечащего врача в несколько быстрых шагов и легко касаюсь его плеча.
- Доктор, погодите…
Он поворачивается ко мне и, поправив очки, вежливо спрашивает:
- Да, мистер Каулиц, в чем дело?
- Понимаете, я хотел бы посоветоваться с Вами…
- Насчёт Билла, - не вопрос, утверждение.
- Да конечно… Понимаете, вы ведь в курсе, кто мы… И…
- Мистер Каулиц, вы не будете против, если мы немного пройдёмся с Вами? И я смогу ответить на все Ваши вопросы не в шумном коридоре.
- Да, конечно, только Билл…
- У него сейчас по расписанию последнее обследование, думаю, он и не заметит Вашего отсутствия.
- Ну тогда ладно…
***
- Том, скажите, что вы видите?
Внимательно оглядываюсь по сторонам. Обычный больничный двор, несколько скамеек под деревьями, аккуратно подстриженные клумбы…
- Ну…
- Не обращайте внимания на природу…
И как он понял?!
- … Посмотрите на людей.
Обвожу взглядом немногочисленных пациентов. Совершенно обычные люди. С непониманием смотрю на мужчину.
- Ну, наверное, я привёл неудачный пример… В нашей клинике мало людей с потерей памяти, но всё же они есть. И Ваш брат в их числе. К сожалению. Знаете, за много лет врачебной практики, я успел поработать с массой людей с подобным диагнозом. И у всех была разная реакция на происходящее. Кто-то принимал как должное, кто-то как испытание, а кто-то не принимал вообще. Слава Богу, Билл к последней категории не относится. Я вижу в нём огромное желание выздороветь, а также хорошие предпосылки к этому. Но, Том, нельзя надеяться на чудо. Без Вашей помощи и поддержки этого может и не случится.
- Я понимаю.
- Это хорошо, что вы понимаете. Но просто понимать мало. Как ни банально, но надо чувствовать. И, поскольку вы братья, думаю, для Вас это не составит труда.
- Надеюсь.
- Вы хотели задать мне какой-то вопрос, так ведь?
- Да, хотел… Просто я не знаю, как мне поступить. Понимаете, в аэропорту, да и вообще в Германии вокруг нас может возникнуть бешенный ажиотаж… Если вдруг нас узнают, то что мне делать?
- Вы не рассказали Биллу о вашем положении?
- Нет. Я подумал, что не надо сваливать на него разом столько информации.
- Вот об этом я и говорил… Что ж, вы правильно поступили. Влияние на Билла извне надо снизить до минимума. Постарайтесь оградить его от всей вашей… «звёздной жизни»… Думаю, для него это пока неприемлемо.
Зал ожидания для VIP-персон. Минимальное количество людей, да и те, которые есть, не обращают на нас, двух с виду обычных парней, никакого внимания. Честно говоря, я несказанно рад этому… Не могу представить, что бы было, если бы какая-нибудь девочка-подросток подскочила к тебе, находящемуся в таком состоянии, и начала бы вымаливать автограф… Не могу и не хочу!
Вот только тебя явно заботит сейчас совершенно другое… Да тебя вообще сейчас ничего не заботит. Ты смотришь сейчас на все окружающие тебя вещи и на всех людей так, словно видишь всё это впервые в жизни… Заново узнаёшь этот мир, заново узнаёшь меня… Вот только себя ты узнать никак не можешь…
***
Удобно устроившись в кресле у иллюминатора, ты обводишь заинтересованным взглядом салон первого класса. Явно оставшись довольным увиденным, ты спрашиваешь с неподдельным интересом:
- Том…
Сейчас ты каждое обращение ко мне начинаешь с моего имени… Словно боишься опять его забыть…
- … это всё наверняка дорого стоит… У нас обеспеченная семья?
- Ну… Не жалуемся…
- Может, расскажешь мне, пока будем лететь? А то как-то… по-дурацки… Возвращаюсь в семью, а сам ничего про неё не знаю! – ты заливаешься смехом. А вот я не вижу ничего смешного…
- Билл, мы возвращаемся не к родителям, а в свою квартиру в Берлине.
- Том, ну вот почему ты мне всё всегда говоришь в последний момент?!
«Всё всегда»?!
Резко поворачиваюсь в твою сторону. Ты мгновение смотришь на меня, затем морщишь лоб и снова трешь пальцем висок.
- Вырвалось…
Вырвалось…
- Уважаемые пассажиры! Наш самолёт…
Звучит команда пристегнуть ремни. Ты проделываешь этот нехитрый манёвр, кладёшь руки на подлокотники.
Автоматически, даже не смотря на тебя, накрываю твою ладонь своей. Ты вздрагиваешь и неуверенно бормочешь:
- Том, в чём дело?
- А? – даже сразу не понимаю, что тебя так смутило. Ты киваешь в сторону наших сплетённых ладоней.
- Ты об этом… Ты боишься…, - запинаюсь, – боялся летать, я всегда так делал в самолёте.
Неопределённо пожимаешь плечами.
- Что? Не страшно?
- Да нет… Нормально…
Убираю ладонь.
Глубокий вдох… Медленный выдох. Для меня потеряна ещё одна твоя черта.
***
Пытаюсь уснуть, но никак не могу этого сделать. Меня постоянно отвлекают твоя чрезмерная активность…
Ты начинаешь водить рукой по подлокотнику, всматриваясь в поверхность. Наконец твоё лицо светлеет, и ты жмёшь на кнопку вызова стюардессы.
- В чём дело?
- Пить хочется.
- Вот вода.
- Ну-у-у, я этого не хочу…
Буквально через несколько секунд к нашим местам подходит красивая девушка в синей форме авиакомпании. Выслушав все твои пожелания насчёт свежевыжатого апельсинового сока, непременно почему-то с сахаром, она обворожительно улыбнулась и виляющей походкой пошла в другой отсек.
Ты проводил её стройную фигурку заинтересованным взглядом. С силой сжимаю подлокотник, так, чтобы ты не видел. Хватаю стакан и начинаю большими глотками осушать его.
- Том, а у тебя есть девушка?
От подобного вопроса я поперхнулся водой, прозрачная жидкость потекла по подбородку. Вытираю губы рукавом.
- Нет, - голос звучит немного резко. Неважно.
Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза, всем своим видом показывая, что хочу спать.
Но ты не унимаешься.
- А… Ясно. А у меня?
- Что – у тебя?
- А у меня есть девушка?
Распахиваю глаза и на протяжении нескольких напряжённых секунд смотрю прямо тебе в лицо. Вижу, что тебе немного неуютно от этого, но всё равно буравлю тебя взглядом.
- Тоже нет.
Ты слегка хмуришься, но потом лицо снова приобретает нормальное выражение.
- Странно, два здоровых молодых парня, и без девушек!
«Не вижу ничего странного… И ты тоже… не видел… Ты просто любил…»
- Почему так?
- У нас мало свободного времени.
- По причине?...
- Просто мало. Билл, я спать хочу… Может, потом поговорим?
Ты только согласно киваешь и смотришь в иллюминатор на облака.
Последнее, что помню, перед тем, как заснуть – твой недовольный возглас:
- И почему без сахара?!
Губы сами собой расплываются в грустной сонной улыбке.
Хоть твоя капризность осталась при тебе…
Две недели спустя.
Четырнадцать дней тянутся бесконечно долго. Каждый день – словно год...
Для нас подобные слова имеют практически прямой смысл. Каждый день я раскрываю перед тобой самый заветный занавес – занавес воспоминаний.
За один день ты проживаешь год… Поверхностно, правда… И, наверное, слишком быстро, чем это должно быть. Сегодня тебе четырнадцать лет. Завтра будет пятнадцать. Потом шестнадцать, семнадцать… На восемнадцати, через четыре дня, мы остановимся.
А потом… Что потом, Билл? Будем жить дальше? Как? Ты – жизнью обычного человека. Снова узнаешь мир, людей. Взглянёшь на всех и всё по-новому. Переменишь своё мнение о многих вещах. Изменишь мировозрение.
И… Меня трясёт от этой мыли… Изменишь мне.
***
Я вижу твои глаза. Неподдельный интерес сменился таким же неподдельным напряжением. Лихорадочно вертишь головой из стороны в сторону. Обводишь полубезумным взглядом широкую людную улицу. Сжимаешь мою руку до побелевших костяшек. Я, в свою очередь, делаю то же самое с твоей. В такие напряжённые моменты ты кажешься мне абсолютным ребёнком, которого мама впервые вывезла из родного тихого пригорода в центр мегаполиса. Он ужасно боится потеряться, поэтому словно срастается с ней ладонями. То же самое проделываешь и ты. Странно. Наедине со мной всеми силами демонстрируешь свою мнимую независимость, сейчас же жмёшься, словно котёнок. Мой котёнок. И я тебя, конечно же, не брошу.
Быстрым шагом переходим широкую дорогу, и через секунду за нашими спинами срываются с места десятки автомобилей.
Ты сразу же отпускаешь мою руку. В глазах извинение, а на губах лёгкая застенчивая улыбка. Ну что с тебя взять?...
Прыгающей походкой уходишь на два шага вперёд, стремясь побыстрее попасть домой, в уже, как ты сказал несколько дней назад, «почти родную квартиру». Держа руки в карманах кожаной куртки, вбегаешь по парадной лестнице вверх и рассматриваешь резной фасад, который тебе так нравится. Раньше ты его ненавидел…
Я слегка поворачиваю голову влево и незаметно одобрительно киваю двум стоящим в стороне бодигардам, которых к нам приставило наше руководство. Как они сказали, «на случай форс-мажорных обстоятельств». Нельзя сказать, что я был против. Вот только тебе о них не надо пока знать. И теперь бедные парни буквально «прячутся по кустам», стараясь особо не привлекать твоё чрезмерное внимание.
Поднимаю взгляд на тебя. Ты буравишь взглядом две широкие удаляющиеся спины. Сжимаю зубы и начинаю медленное движение вверх по лестнице. Смотришь на меня, по-птичьи склонив голову немного вправо.
- Кто это?
- Ты о ком?
- Ты опять отвечаешь вопросом на вопрос? Те двое.
- Понятия не имею.
Ты молчишь и внимательно смотришь мне в глаза.
…Знаешь, раньше я любил подолгу смотреть в их янтарную поверхность… Наверное, звучит ужасно глупо, но мне казалось, что я временами видел в них отражающиеся слова. Всего три слова. Но мне этого, как ни странно, хватало… Потому что это было главной ценностью.
Сейчас смотрю в твои глаза и не вижу ничего, кроме расширенных зрачков. Такое часто бывает, когда ты чем-то недоволен.
Тяжело вздыхаю. Не хочу врать тебе. Но придётся. Ты поймешь и простишь, я знаю! Когда-нибудь…
- Билл, я правда не знаю.
Шумно выпускаешь из ноздрей воздух. Глаза добреют.
- Ладно. Верю.
Улыбаешься и развернувшись спиной, направляешься к входной двери. Поворачиваешь голову в мою сторону и весёлым голосом спрашиваешь:
- Ну, ты идёшь?
Молча киваю и вхожу в холл.
***
Поднявшись на седьмой этаж, достаю из кармана куртки ключи, но ты тут же отнимаешь их и начинаешь войну с дверным замком. Возишься минут пять, и всё это время я терпеливо жду, прислонившись спиной к стене. Наконец, дверь поддаётся и ты буквально влетаешь в квартиру.
…Я заметил, что ты теперь практически всегда буквально бежишь. Будто опаздываешь куда-то. Всё порывы, порывы… Несёшься навстречу судьбе. Боишься снова выпасть из круговорота жизни. Но так кажется мне. Какие причины у тебя… об этом я не догадываюсь…
Слышу грохот двери ванной комнаты. Что ж, в ближайшие полчаса могу о тебе не беспокоится.
Еле-еле перебирая ногами, как от усталости, вхожу в гостиную и окидываю большое помещение взглядом.
…Я рад, что хоть в нашей квартире практически ничего не изменилось. Я такой человек, не люблю резкие перемены. Но приходится мириться…
Взгляд падает на длинную широкую каминную полку. Длинным рядом стоят многочисленные рамки с фотографиями. Ещё одна рекомендация врача… Не люблю, когда за мной в редкие минуты «незвёздной» жизни наблюдают чьи-то глаза… Но ради тебя я готов и потерпеть…
По этим фотографиям я «знакомил» тебя со многими людьми. Здесь есть и наша мать, которая постоянно порывается повидать тебя, но я не даю ей этого сделать. И отчим, воспоминания о котором я бы с удовольствием стёр и из своей памяти. И отец, единственный человек, кроме меня, с которым ты пока виделся. Андреас, Густав, Георг. Мы вдвоём… Самая обычная фотография, братская… Ничего предрассудительного.
Хочу чтобы ты вспомнил нашу жизнь. Наши самые лучшие мгновения. Нашу братскую любовь. Наши мечты… Нас.
Год назад.
- Ммм… Блин, ну что может быть лучше арахисового масла? – Ты сидишь прямо на столе и облизываешь измазанные маслом пальцы.
Я только ухмыляюсь. Ты действительно хочешь услышать?
Задаю тебе этот вопрос и сразу же получаю нужный мне ответ.
- Да, хочу! – лукаво смотришь на меня, словно предугадав мои слова. Что ж, не буду тебя разочаровывать!
- Лучше и вкуснее арахисового масла могут быть только губы любимого человека.
Обхожу стол и встаю между твоих ног. Кладу руки на поверхность стола, по обе стороны от бёдер.
- И в моём случае – это твои губы.
Наклоняюсь и мягко припечатываю твои мягкие и сладкие от масла губы своими. Просто прижимаюсь ими и ничего больше. Ты отставляешь банку в сторону и обвиваешь мою шею руками. Сам приоткрываешь рот и «выпускаешь на волю» язык. Охотно принимаю его, вздрагиваю от прикосновения холодного металла. Ты хмыкаешь мне в рот и продолжаешь увлечённо орудовать языком, описывая на нёбе только тебе одному известные узоры. Так длится минуты две. Пока держусь. Надо же хоть раз дать инициативу тебе.
Ты, немного помедлив и, видимо, что-то для себя самого решив, обвиваешь мою талию ногами и прижимаешься всем телом. Запускаешь руки под безразмерную футболку, начинаешь царапать ногтями спину, отчего я каждый раз вздрагиваю, как от удара током. Отрываю руки от столешницы и мягко кладу их на твою талию, периодически немного сжимая её пальцами.
…Сразу же приходит в голову мысль, что у тебя самая тонкая талия, которую я когда-либо держал в руках. Но не говорю этого вслух. Скажу потом. Когда-нибудь. Если будет время…
Ты тем временем стаскиваешь с меня футболку, лишь на пару секунд разорвав поцелуй. Снова, с жадностью голодного вампира, впиваешься в них, уже слегка покусывая. Какими-то локаторами понимаю твои желания сейчас, но всё же делаю попытку немного приостановить тебя. Слегка отстраняюсь и, прижавшись своим лбом к твоему и видя исключительно твои губы, шепчу:
- Билл… Ты точно хочешь сейчас?
Твои руки, блуждающие по моей спине, замирают. Ты поджимаешь губы и недовольно бурчишь:
- Чёрт… Том, тебя никто не учил, что иногда полезно просто промолчать и нагло воспользоваться моментом?!
Не дожидаясь ответа, хватаешь меня за щеки и впиваешься зубами в подбородок. Тихонько вскрикиваю. Ты явно не рассчитываешь силу своих укусов. Но… меня сейчас это волнует меньше всего.
Убираешь руки с моего лица, оперевшись на них, забираешься дальше на стол и утягиваешь меня за собой. Осторожно упираюсь в столешницу коленями, встаю аккурат между твоих ног и снова целую. Целую, целую и не могу оторваться. Ты сам, не отрываясь от моих губ, начинаешь дрожащими пальцами расстегивать блестящие пуговицы на своей рубашке. Откинув её куда-то в сторону, принимаешься за мой широкий ремень. Расстегнув пряжку, одним резким движением выдёргиваешь его и, сложив вдвое, ударяешь ремнём по столу. От громкого звука я вздрагиваю и с непониманием смотрю тебе в глаза. Приподнимаешься на локтях и тоже встаёшь на колени, напротив меня. Впиваешься ногтями в плечи и призывно откидываешь голову назад. Намечаю себе цель и уже собираюсь припасть к нежной коже, как неожиданно раздаётся громкий треск, и мы, сопровождаемые твоим воплем, стремительно летим на пол, приземляясь на груду обломков.
Ты встряхиваешь головой и смотришь на меня диковатым взглядом, от которого у меня по телу пробегает волна гигантских мурашек. Протягиваешь окольцованную руку и приподнимаешь одну из отвалившихся ножек стола. Смотришь на неё пару секунд, а затем начинаешь безудержно смеяться, постепенно заражая этим и меня. Пытаясь хоть кое-как держать себя в руках, говорю сдавленным голосом:
- Билл, ну что смешного?
Ты ещё больше заливаешься, откинув голову назад. Так, что вижу блеск твоей штанги в языке.
- Ни… ничего…
- Ну и хватит ржать!
- Том…
- Что?
- Зато столешница цела…
Не понимаю я твоей радости сейчас... Смотрю с лёгким укором. Ты подмигиваешь правым глазом и показываешь мне язык.
***
Стою у кухонного стола и режу хлеб неровными кусками, вызывая тем самым твоё лёгкое недовольство. Но что поделаешь, сам ты это делаешь не лучше.
Ты, облачённый после душа в махровый халат, открываешь дверцу огромного белого монстра, которого кто-то по ошибке окрестил «холодильником нового поколения», и начинаешь изучать его содержимое. Подумав немного, хватаешь банку с арахисовым маслом и захлопываешь дверь так, что я невольно вжимаю голову в плечи. Ты это замечаешь и бормочешь тихое «Извини» с едва заметно скользящей улыбкой на губах. Я отмахиваюсь и продолжаю сражаться с ненавистным для меня кухонным ножом.
Слышу, как за моей спиной ты плюхаешься на мягкий стул и ловко отвинчиваешь крышку. Слегка поворачиваю голову. Ты, совсем не смущаясь, запускаешь палец в банку и потом медленно его облизываешь с лёгким стоном. Отворачиваюсь и впиваюсь взглядом в разделочную доску.
Чёрт… Все твои движения просто пропитаны эротизмом…
- Ммм… Блин, ну что может быть лучше арахисового масла? – бормочешь себе под нос, но в тишине кухни даже эти слова звучат, как раскат грома.
- Губы…
- Что? – ты, видимо, оторвавшись от масла, начинаешь изучать взглядом мою спину. Я чувствую это. Разворачиваюсь к тебе лицом и смотрю прямо в глаза.
- Я говорю: лучше и вкуснее арахисового масла могут быть только губы любимого человека.
Ты подпираешь измазанной рукой щёку и, закусив губу, смотришь куда-то мимо меня.
- Том…
- Ну?
- Мне кажется, или раньше здесь стоял другой стол?
Молчу несколько секунд, закусив губу точно так же, как ты.
- Да, раньше был другой.
- Круглый?
- Верно.
- И он сломался… от… от…
На секунду замираю. Выжидательно смотрю.
Ты мотаешь головой и, не обращая больше на меня внимания, снова запускаешь палец в банку.
***
Один лёгкий взмах ресниц. Свет от люстры падает на металлический шарик. Блеск.
Нет. Сдержаться я не могу...
Резко подавшись вперёд, успеваю захватить зубами кончик твоего языка, чему ты совершенно не противишься. Медленно откидываешься назад, на жёсткую поверхность, предоставляя мне полную свободу действий.
Провожу руками по всей длине твоего торса, нарочито задевая соски и почти невесомо обводя подушечками пальцев по чуть выступающим кубикам пресса. Ты выгибаешься, как кошка, мне навстречу. Припадаю губами к коже на груди, отчего по твоему телу пробегает волна мурашек. Я чувствую это. На таком расстоянии это невозможно не почувствовать…
Протягиваешь руки и начинаешь стягивать с меня джинсы вместе с трусами, при этом совершенно «невинно» облизывая губы. Поддаваясь какому-то щелчку в голове, быстро провожу по ним языком. Ты в ответ делаешь то же самое с моими. По телу пробегает нервная дрожь.
Придерживая тебя за талию, снова бережно кладу на жёсткую поверхность. Ты упираешься в неё затылком и смотришь ничего невидящим взглядом в потолок. Вижу, как на карие глаза, так похожие на мои, словно настилается темная пелена. Быстро избавляю тебя от уже ненужной одежды, целую в бедро, отчего ты вскрикиваешь, видимо, из-за холодного металла на моих губах. Провожу дорожку из поцелуев с внешней до внутренней стороны бедра, вызывая откуда-то сверху тихий, но такой жаркий стон. Продвигаюсь немного вверх и провожу языком по контуру звездочки, одновременно поглаживая рукой твой возбуждённый член. Чувствую, как напрягается твоё тело.
Подползаю к твоему лицу и шепчу прямо в ухо.
- Ты хочешь?
- Д…да…
Нежно целую в висок.
- Расслабься…
Утвердительно киваешь и расслабляешься, словно таешь в моих руках.
Рука снова тянется вниз, я касаюсь подушечками пальцев твоего отверстия, при этом продолжая покрывать щеку поцелуями. Ласкаю тебя рукой уже около минуты. Чувствую как твоя рука отпускает моё плечо и тянется куда-то в сторону. Ты хватаешь деревянную ножку от стола и говоришь голосом, полным желания и напряжения:
- Врежу… тебе… если… ты… сейчас же… не….
Улыбаюсь в твою шею, осторожно отбираю ненужную деревяшку в сторону и, судя по возмущённому звону, попадаю прямо в сервант. Вот только сервант для меня сейчас не имеет никакого значения. Всё, что в данное мгновение важно, лежит подо мной.
Нащупываю банку с памятным и уже почти растаявшим арахисовым маслом, вкус которого до сих пор остаётся у нас обоих во рту. Залезаю в неё пальцами, зачерпывая содержимое, и смазываю им головку. Приближаю её к твоему отверстию и плавно вхожу. Ты поднимаешь руку и громко ударяешь кулаком по столешнице, издавая стон то ли боли, то ли наслаждения. Вскидываю на тебя встревоженный взгляд. Ты мотаешь головой и подаёшься мне навстречу. Осторожно, чтобы, не дай Бог, не причинить тебе ни капли боли, ввожу член до максимума.
Ты резко выдыхаешь мне в лицо. Вцепляешься в дреды, собранные в хвост.
Не вижу ничего, кроме твоего лица. Не чувствую ничего кроме твоего тела. Сражу же срываюсь на частые фрикции, двигая рукой в такт по твоему члену.
Срываю с твоих губ стон за стоном. Тут же ловлю их губами и вбираю в себя. Дышу твоим дыханием. Слышу, как ты царапаешь ногтями бывшую поверхность стола. Упираешься в неё затылком, отрывая от поверхности спину.
С утробным стоном кончаю, ты отстаёшь всего на пару секунд. Продолжаешь стоять «мостиком», но потом всё же снова опускаешься вниз. Обвиваешь руками мои плечи и целуешь в мокрую шею. Делаю попытку покинуть твоё тело, но ты удерживаешь меня в себе.
Ты слабо улыбаешься и почти неслышно говоришь:
- Тооом…
- Да, малыш?
- .... У меня вся спина в занозах, - счастливо улыбаешься.
Я только улыбаюсь в ответ.
В тишине кухни раздаётся жаркий шепот:
- И знаешь что ещё… Я никогда этого не забуду…
Что с тобой?! Ответь мне на один вопрос – что с тобой?!
Ты не мой… Я не узнаю тебя уже две недели. Замкнутость, скрытность, раздражительность и недовольство стали твоими постоянными спутниками. А твоим спутником должен быть я, понимаешь?!
Я не могу смотреть, как ты, сам того не ведая, разрубаешь эту связывающую нас на протяжении почти двух лет нить!
Сейчас я впервые в жизни понял, какое же оно хрупкое – моё счастье. Как хрустальный бокал – его сожмёшь в руке, и он сразу же даёт трещину. Раньше его удерживали четыре руки. Мои ладони с одной стороны, твои – с другой. Я и сейчас продолжаю делать это, держу его над своей головой, боюсь разбить. А сжал его ты. Не я.
Впервые в жизни я не чувствую того, что чувствуешь ты. Ты закрыт для меня теперь, как книга в толстом переплёте. О чём ты думаешь? Что ты чувствуешь? Чем ты теперь живешь?
Куда, чёрт возьми, ты уходишь по вечерам?!
Первый раз ты вот так ушёл без объяснений десять дней назад.
Накануне вечером перетряхнул всю свою гардеробную, недовольно фыркая и что-то бормоча на тему «ну и самовыражение». Затем долго рассматривал себя в зеркале, накручивал пряди на пальцы, о чём-то напряжённо думая. За ужином начал задавать мне вопросы о своём внешнем виде. И долго возмущался, почему я разрешал тебе носить такие вещи, такие волосы, так красить глаза и ногти. Сам не понимаю почему, но я даже не стал углубляться в это… Не стал ничего говорить о группе, о твоём имидже… И уже, наверное, не потому, что оберегаю тебя. Просто я потерял к этому весь интерес. Неожиданно стало понятно, что это всё ненужная мишура. И мне не нужна слава и деньги. Мне нужен ты.
Но тогда почему меня так взбесило, когда десять дней назад ты исчез на несколько часов, а потом вернулся с иссиня-чёрными волосами, едва прикрывающими шею?! И то, что ты избавился от пирсинга в брови, мне не доставило радости… Даже наоборот…
Понимаю, что медленно, но верно, ты начинаешь совершенно новую жизнь, в которой нет места ничему старому – ни привычкам, ни внешности, ни работе, ни любви. Ты сам мне сказал это. Не совсем так, конечно, но похоже. А остальное уже можно и додумать самому…
Тем более, что новую жизнь, ты, судя по всему, уже начал…
Каждый вечер ты теперь пропадаешь куда-то… Знаешь, я даже думать не хочу об этом! Я не могу представить тебя рядом ни с кем другим, кроме себя.
Ты и я. Мы, вместе, навсегда. Это теорема. Нет, аксиома! Но почему её нельзя доказать?!
На все мои вопросы ты лишь недовольно отмахиваешься. Постоянно повторяешь: «как-нибудь расскажу». Интересно, а оно наступит, это «как-нибудь»? Мне ждать его? Мне ждать тебя? Мне ждать нас?
Хотя… Уже никакого «нас» и не существует.
Из моей жизни постепенно исчезают все былые понятия.
Нет больше «мы». По одну сторону есть ты.
По другую – Я. И моя любовь к тебе…
Я всё ещё люблю. Прости.
***
- Где ты был?
Ты поднимешь на меня горящие глаза, но потом снова опускаешь и продолжаешь возиться со шнурками.
- Билл, я задал тебе вопрос.
- И?
- Ответ будет?
Ты лишь глубоко вздыхаешь.
- Том, давай потом? Как-нибудь расскажу…
- А может сейчас?
- Слушай, чего ты добиваешься?! – неожиданно отшвыриваешь ботинок в сторону и смотришь на меня раздражённым взглядом.
Я молчу.
- Том, не лезь сейчас ко мне… Не лезь. Это моя жизнь, понятно?! Не твоя, не наша! МОЯ!!! И я во всём разберусь сам! А уж в себе тем более!
Обрываешься и закусываешь губу, будто сморозил лишнего. Так и не сняв второй ботинок, бегом отправляешься в свою комнату, хлопая дверью так, что я невольно вжимаю голову в плечи.
Да что это с тобой?...
Прохожу на кухню, достаю из холодильника бутылку воды и залпом выпиваю половину. Прохладная жидкость растекается внутри, остужает бушующие мысли. Бросаю взгляд на стол. Нет, не тот. Но всё равно по низу живота разливается приятная истома. Медленно окидываю взглядом стены. Когда-то именно они поглощали твои стоны в первый раз. И мои тоже. Наши. Хоть что-то наше у меня осталось.
Слышу за спиной тихие робкие шаги. Быстро ты, однако. Не поворачиваю голову в твою сторону. Ни к чему это.
- Том…
- Ммм?
- Извини меня.
- Забей. Ты ни в чём не виноват.
- И всё же.
- Билл, всё. Тема закрыта.
Разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с твоими виноватыми глазами. Не говоря больше ни слова выхожу из кухни, не забыв снова обвести взглядом дорогие мне стены.
Лежу на животе на кровати в одних боксёрах и читаю огромный фолиант по медицине и психологии. Глупое занятие, на самом деле. Я уже пару месяцев вчитываюсь в каждую строчку и пытаюсь понять, что творится у тебя в голове. Недавно я пришёл к выводу, что никакие книги мне в этом не помогут. Вот только привычка – страшная вещь… До сих пор каждый вечер открываю эту толстую книгу, чтобы вновь убить час перед сном. Всё равно других занятий у меня нет.
… Поразительно… На протяжении всего этого времени я даже не целовал никого, не говоря уже о сексе… И самое удивительное – даже не хочу. Глупо, наверное…
… Но я до сих пор жду тебя. Жду, что распахнётся дверь, и ты войдёшь. Не постучишься и вбежишь, как делаешь это сейчас, а сам, без разрешения, откроешь дверь и вплывёшь в комнату своей кошачьей походкой. Подойдёшь медленно-медленно, как в замедленной съёмке. Обовьёшь рукой мою шею и жарко прошепчешь мне прямо в лицо: «Я всё вспомнил…». А затем подаришь поцелуй. Долгий, мучительно прекрасный. Такой долгожданный…
Дальше мечты обрываются. Потому что я вдруг осознаю, что это вряд ли произойдёт… И знаешь… Наверное, так даже лучше.
Ты изменился. Сильно изменился, это заметно невооружённым глазом, с тех самых пор, когда ты пришёл домой с обрезанными иссиня-чёрными волосами… Наверное, этот момент был для меня переломным. Ведь это я когда-то уговорил тебя сделать белые перья. Ведь ты – человек контрастов. И это должно отражаться в твоём внешнем виде. И ты сделал их. Для меня. А потом закрасил. Стёр.
Но ладно внешность… Та стена отчуждённости, которую ты несознательно выстроил вокруг себя, меня пугает… И…
Поток мыслей прерывает осторожный стук в дверь. Ну вот… Мечтам, видимо, не суждено сбыться…
- Входи…
… Ещё утром я решил не припоминать тебе вчерашний твой срыв. Бесполезно это. Всё равно я не могу злиться на тебя…
Дверь распахивается, и ты буквально врываешься в мою комнату. Но прямо у кровати резко тормозишь и становишься, как вкопанный. Смотришь на меня и улыбаешься, проводя взглядом по моей спине.
Отчего-то становится неуютно. Поднимаюсь на руках, хватаю со спинки кресла халат и накидываю его себе на плечи.
- Стесняешься?
Демонстрируешь идеально-белые зубы и плюхаешься на кровать. На тебе тоже только боксёры. Час от часу не легче…
- Что-то случилось?
- Ну… А что, я просто не могу зайти к брату? – странно, но я впервые за последнее время замечаю смущение в твоём взгляде.
Ты молчишь пару секунд, потом начинаешь говорить совсем тихим и отчего-то неуверенным голосом.
- Вообще-то… я хотел поговорить.
- Ну давай.
- Том, слушай… Ты ведь говорил, что у меня не было девушки? Ну, до того случая…
- Да. Не было.
- А до этого?
… Чёрт, что же ты делаешь со мной? Ты специально?... Билл, ты специально?!
- Нууу…, - я даже не знаю, что ответить. Просто не могу подобрать нужные слова. – Были, но так… Ничего серьёзного…
- Странно…, - ты отрешённо смотришь в окно, за которым порывистый ветер нещадно треплет тонкие ветки.
- Почему странно?
- Да так… Мне кажется, что был кто-то… Ладно, не обращай внимания.
- Почему же?
- Просто…
- Ясно… Это всё?
- Нет.
- Что ещё? – господи, неужели ты придумал ещё что-нибудь, ещё какую-то словесную пытку?
- Том, скажи… Ты ведь любишь меня? Как брата? Как друга?
Несколько секунд смотрим друг другу в глаза. Я вижу, как твои лихорадочно блестят в полутьме комнаты. Тишину нарушает твой сбивчивый и взволнованный голос
- Просто… Понимаешь… Ты единственный, кто есть сейчас у меня… и… Мне важно всё, что ты думаешь обо мне… и что ко мне чувствуешь… Просто… просто… у меня есть только ты… И.. Том, у меня временами такое чувство, будто я один, совсем один! Будто я стою посреди огромной многолюдной комнаты, кричу, кричу во весь голос, но никто не слышит меня! Не хочет слышать! Как будто не замечают! Том! Том, ты же любишь меня? Я нужен тебе? Или ты сейчас здесь со мной вынужденно?
Выпаливаешь всё на одном дыхании и выжидательно смотришь. Но едва я открываю рот, чтобы ответить, ты меня перебиваешь:
- Том! Только скажи мне правду! Только правду, Том!
В твоём взгляде столько мольбы, что я просто не могу смотреть на это безучастно. Проглатываю все слёзы, подкатившие к горлу. Осторожно, чтобы, не дай Бог, не оттолкнуть тебя от себя, беру твою руку и крепко сжимаю.
- Конечно, Билл. Я люблю тебя. И не сомневайся в этом.
Ты опускаешь лицо вниз и роняешь слёзы на покрывало. Потом поднимаешь на меня заплаканные, но благодарные глаза.
Господи, я бы всё отдал, лишь бы сейчас у меня была возможность в одну секунду изменить выражение твоего лица… Дрожащий подбородок, красные мокрые щёки, спадающий на глаза чёрный шёлк волос… Нет, не хочу менять! Ты всегда прекрасен! Даже сейчас!
Пододвигаюсь к тебе и неуверенно, словно в первый раз, обнимаю, невесомо целуя в солёную щёку. Через пару секунд твои руки смыкаются на моей спине. Даже через плотную ткань халата я чувствую их мелкую дрожь.
- Я люблю тебя, братишка…
И я люблю тебя. Всем сердцем. Всей душой. Несмотря ни на что. Пусть безответно. Но люблю.
Утром солнце всегда выглядит иначе, чем днём, вам не кажется? Оно рождается в пять часов утра, в полдень оно уже взрослое, ближе к вечеру оно стареет и приобретает другой оттенок. А потом его жизнь медленно угасает. Оно уходит за горизонт и там умирает, чтобы возродиться вновь на другом конце Земли, а потом вернуться к нам…
Почему я думаю об этом? Может, потому, что я стою у большого окна и смотрю на новорождённое солнце, первые лучики которого падают на моё лицо. А может потому, что я жду твоего возвращения, как возвращения солнца, которое осветит наконец мою жизнь, как сейчас освещает просторную кухню?
Не знаю… Мне кажется, я уже не знаю ничего, ничего не понимаю…
Что это был за порыв вчера, Би? Что это значит?
Ты знаешь, что поселил во мне ещё большую надежду, чем раньше? Что она сейчас заполняет меня до краёв, вопреки всякому здравому смыслу?
Мои чувства опять идут не вровень с моим разумом. Понимание одного вытесняет желание другого.
Разгоняю рукой серебряный дым. Ты мне всегда говорил, что я курю неправильно, что дым надо выдыхать, как это делают все, а не глотать, как это делаю я. Но я люблю всё «неправильное». И сейчас я глотаю это «серебро», которое так приятно согревает меня изнутри. И для меня это единственный источник тепла. Не считая новорождённого солнца.
Слух улавливает медленные шаркающие шаги. Через несколько секунд ты «вплываешь» в кухню, потирая ещё не до конца открывшиеся глазки, с всклоченными после сна чёрными волосами. Зеваешь во весь рот, демонстрируя штангу в языке, и бормочешь:
- Доброе утро.
- Доброе.
Снова отворачиваюсь к окну. Солнце уже начинает слепить глаза.
- Том, можно?
- …
- Тооом!
- А?...
Ты киваешь в сторону пачки с сигаретами, поясняя:
- Мои кончились.
- Да, конечно…
Прикуриваешь и встаешь рядом со мной, плечом к плечу. Смотришь на солнце и молча глотаешь сигаретный дым…
- Том, ответь мне, пожалуйста…
- Ты о чём?
- Вчера в твоей спальне… Ты сказал всё это искренне?
Я медленно поворачиваю голову и вижу твой идеальный профиль. Смотришь в окно широко открытыми глазами, ничуть не щурясь.
- Искренне.
Ты молчишь и дрожащими пальцами подносишь сигарету ко рту. Затягиваешься и проглатываешь дым…
- И ты примешь меня любого?
- Что ты имеешь ввиду?
- То есть… Ты примешь любое моё решение?
- Ты волен принимать решения сам.
- Это хорошо…
Меня немного напрягает твой странный настрой. Семь утра, а ты уже начинаешь вести подобные пространные беседы…
- Скажи, к чему это?
- Что?
- Этот разговор.
- Том… Ты вроде хотел узнать, куда я хожу по вечерам?...
…Всеми силами стараюсь унять проклятую дрожь в коленках…
- Ну и где?
- Ну, ты знаешь, наверное, есть парк в восточной части города… не помню название.
… Ещё бы, Би… Ещё бы мне не знать. Именно в этом парке ты мне впервые подарил свои губы. Вместе со своим сердцем и душой…
- Да… Красивое место…
- Очень. Я был там позавчера… Ну, когда мы вечером…
Ты замолкаешь и нервно крутишь в руках пачку от сигарет. Стоишь с немного рассеянным видом.
- И ты там был каждый вечер?
- Ну, не то чтобы каждый… Но часто. И ещё ходил по улицам. Знаешь, интересно снова узнавать город…
- Да… Действительно, - стараюсь говорить спокойно, но получается плохо. И куда смотрела эта охрана?!
Твой взгляд устремлён на освящённые крыши домов. Я смотрю туда же. Говорят, что любить – это не значит смотреть друг на друга, это значит смотреть в одном направлении. Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой!
- Том! – твой возглас заставляет меня вздрогнуть. Отрываю взгляд от солнечных бликов и смотрю в твоё решительное лицо. Ты, окончательно смяв в руках многострадальную пачку, отбрасываешь её в сторону. Взгляд решительный.
- Том, я влюбился.
… Такое ощущение, будто меня ударили чем-то тяжёлым по голове. Земля уходит из-под ног…
- Ты… Когда ты успел?
Ты лишь неопределённо передёргиваешь плечами.
- Би… То есть, Билл… Это серьёзно?
Кивок.
…Где же пол?...
- И… Ты уверен, что она – это ТА САМАЯ?
- Нет.
- Не уверен?
- Это не она.
…Где я? Я уже теряю не только тебя. Но и себя…
- Том, ты же сказал, что примешь любое моё решение?!
Мне трудно дышать. Но ради тебя… всё, что угодно.
- Да, приму… И если ты… и он… то есть… Я не против.
Ты только улыбаешься уголком рта.
Приоткрываешь рот и, немного помедлив, произносишь:
- Я рад…
Резко подаёшься вперёд, хватаешь меня за плечи и прижимаешься своими губами к моим.
…Всё. Опоры нет…
Год спустя.
Bill’s POV.
Скоро год, как я живу тобой,
Заключённый круговым движеньем,
Замкнутый зеркальным отраженьем
В серебро с эмалью голубой.
Скоро год, как я дышу не в такт
С окружающим реальным миром,
Нестыковку лиры и квартиры
Разделяет арестантский тракт.
Скоро год, как я иду туда,
Где звезда святого Вифлеема
Катится по плоскости колена
В пруд, где не расколется вода.
Скоро год, как я ношу цветы
К пьедесталу собственных иллюзий,
Своенравно-кареглазой Музе
Возводя горящие холсты.
Скоро год, как тёплая ладонь
Чуть касалась лба, благословляя,
А в камине тихо догорает
Наших писем святочный огонь.
Скоро, скоро – подытожив срок,
Век пройдёт, и я поставлю крестик…
Мы давно, конечно, будем вместе.
Дай-то Бог...